«Док» - Страница 85

Остановившись напротив Чаки, командир бригады спросил, мрачно разглядывая улыбку наемника:

— Что за дерьмо ты затеял? До сих пор в партизанщину не наигрался?

— Я? Да откуда, командир! Я лишь с парнями за компанию… Подумали мы тут и решили, что к чертям не сдалась нам эта прогулка домой. Что там ждет? Электрический стул, или рудники за прилепленное фальшивое обвинение? Или почетная нищая старость на задворках промышленных районов? Знаешь, старшой, нам как-то это не понравилось. Ни первый, ни второй вариант… Зачем метаться, копать под корпорации, когда можно поступить проще? Мы заработали на прошлом контракте кучу денег. Огромную кучу… Да, положили народа до чертиков, чуть ли не треть парней в могилах, или на костылях. Но зато — нас теперь уважают и боятся. А деньги — так просто сгружать некуда! Так, мужики?

— Так! — отозвалась толпа.

— Вот мы и подумали, командир, что пора бы выбросить из головы эту паршивую идею с возвращением, и осесть здесь, на Конклаве, или еще в каком теплом месте, где не будут воротить нос от пачек наличных… Может, кто захочет в наемники податься, с их реальным опытом. Или на пенсию уйдет. Не знаю, это уже не мне решать. Но вот тратить нами заработанное на какие-то политические игры — это уволь, не для нас. Правильно говорю?

— Правильно! — заорали вокруг.

Командир бригады медленно посмотрел налево, потом направо и упер тяжелый взгляд в Чаки:

— Говоришь: «мы», «мы». Конкретнее — кому захотелось вместо дисциплины в анархию удариться? Кроме тебя, мрази никчемной?

— Э, подполковник, не надо тут словами бросаться! — разом налился злобой наемник. — Будь я один, подал бы рапорт и попросил выходное пособие. Но дело не во мне. Дело в том, что в погоне за своей мечтой, ты готов угробить всех вокруг, разменяв наши жизни на свою карьеру. А это уже другой коленкор, командир. И мы в эти игры не играем… Хочешь по честному? Спроси их. Каждого спроси. И послушай, что тебе ответят… А потом скажешь мне, кто здесь гнида, и кто на чужом горбу хочет в рай пробраться.

* * *

— Как думаешь, док, долго нам тут еще сидеть?

Тибур лежал на спине, задрав ноги на стену, и сосредоточенно чистил ногти остро наточенным ножом. Одним из трех, или четырех, с которыми не расставался даже в душевой.

— Минут двадцать, вряд ли больше, — выдал я свой прогноз. После ранения меня лихорадило, и я теперь забился в угол кровати, замотавшись в тонкое одеяло подобно говорящей мумии. — Прошляпил наш командир, когда количество перешло в качество. Да и мы ушами прохлопали. Вот и получили вместо бригады очередную свору наемников. Сейчас дележ денег закончат, и свободны… Не удивлюсь, если еще стариков стрелять начнут.

— Не, не начнут. — Разведчик проинспектировал палец, счел результат удовлетворительным и приступил к следующему. — К сожалению, на ту сторону переметнулись многие, кого я знаю. Когда нас в эти казематы запирали, много знакомых лиц видел. Но, это и хороший знак. Потому что хапнуть свою долю и свалить — это одно. А вот стрелять в затылок парню, который тебе жизнь не раз спасал — совсем другой расклад… Думаю, до геноцида вряд ли дойдет, но разденут нас знатно.

— И сколько их, Робингудов? Половина, или больше?

— Боюсь, после того, как мы хранилища разгрузили, шальными деньгами заболело большинство. Это ведь в самом деле, у Кокрелла в башке живет единственный таракан, которому домой надо позарез. А у остальных в пустых костяных коробках иногда мысли бывают и про девушек, и про развлечения. Поэтому, я готов загнуть пальцы за раненных, которых нам как балласт сбросят. Ну, за некоторых из стариков, кто выступал слишком часто и теперь рядом по казематам кукует. Это еще человек пятьдесят будет. Да кто-нибудь из молодых офицеров, мечтавших набраться опыта под рукой грамотного командира… Считай, в восемь-девять сотен уложимся, вряд ли больше. Да и то лишь на время, пока подстреленные в кондицию вернутся. И все, амба, кончилась бригада.

Я проверил расчеты и вынужден был согласиться. Похоже, действительно, неожиданно упавшие на нас шальные деньги поставили крест на боевой единице, на армии в изгнании. Вместо слаженного военного механизма за решеткой окна бушевала вооруженная вольница, мечтавшая лишь об одном — поделить и разбежаться. И ни я с Тибуром, ни подполковник Кокрелл в эту картинку никак не вписывались…

Лязгнул засов, и в камеру сунулся один из радистов, которому я лечил триппер несколько месяцев назад.

— Эй, док, Тибур, выметайтесь! Все, продавили командира. Не хочет он кровопролития. Сейчас переговоры идут, по каким долям добытое распределят. И — на острова!

Оскалившись, придурок радостно заржал. А я закрыл глаза и представил, что меня здесь нет. Что я умер вместе с развалившейся на части бригадой. Но моя новая тень — Тибур — легонько постучала по плечу и тихо прошептала:

— Док, не время подыхать. Только подумай, какого сейчас командиру. А ведь на нем и тебе еще толпа раненных, которых по любому попробуют обделить. Пошли, док, наше последнее время еще не пришло…

Вздохнув, я разлепил глаза и медленно поплелся следом. Действительно, как можно умирать от простуды? Надо сначала вылечиться, а потом уже торжественно дать дуба.

* * *

Крикуны в зале сорвали голос. Выбрные-перевыборные, самые облеченные властью и доверием, за кем смотрели во все глаза, и чье место мечтали занять.

Бледный бывший командир бригады сидел за столом и, хлопая ладонью по столешнице, цедил:

— Каждый получает равную долю, что раненный, что здоровый. Из оружия можно взять только то, что является личным — автомат, стандартную разгрузку с боеприпасами и средствами личной защиты. Техника — будет выкупаться по ее продажной цене, как брали. Если кому надо — пусть скидывается и вносит деньги на мой счет. То же относится и к тяжелому вооружению… Общая сумма заработанного вам известна. С этого мы списали за лечение парням, и на закупку медикаментов с продовольствием. Все, остальное — можно делить… Какие еще возражения?